Неточные совпадения
Есть грязная гостиница,
Украшенная вывеской
(С большим носатым чайником
Поднос в руках подносчика,
И
маленькими чашками,
Как гусыня гусятами,
Тот чайник окружен),
Есть
лавки постоянные
Вподобие уездного
Гостиного двора…
Маленькая горенка с
маленькими окнами, не отворявшимися ни в зиму, ни в лето, отец, больной человек, в длинном сюртуке на мерлушках и в вязаных хлопанцах, надетых на босую ногу, беспрестанно вздыхавший, ходя по комнате, и плевавший в стоявшую в углу песочницу, вечное сиденье на
лавке, с пером в руках, чернилами на пальцах и даже на губах, вечная пропись перед глазами: «не лги, послушествуй старшим и носи добродетель в сердце»; вечный шарк и шлепанье по комнате хлопанцев, знакомый, но всегда суровый голос: «опять задурил!», отзывавшийся в то время, когда ребенок, наскуча однообразием труда, приделывал к букве какую-нибудь кавыку или хвост; и вечно знакомое, всегда неприятное чувство, когда вслед за сими словами краюшка уха его скручивалась очень больно ногтями длинных протянувшихся сзади пальцев: вот бедная картина первоначального его детства, о котором едва сохранил он бледную память.
Жили они на
Малой Дворянской, очень пустынной улице, в особняке, спрятанном за густым палисадником, — большая комната, где они приняли Самгина, была набита мебелью, точно
лавка старьевщика.
Мы зашли в
лавку с фруктами, лежавшими грудами. Кроме ананасов и
маленьких апельсинов, называемых мандаринами, все остальные были нам неизвестны. Ананасы издавали свой пронзительный аромат, а от продавца несло чесноком, да тут же рядом, из
лавки с съестными припасами, примешивался запах почти трупа от развешенных на солнце мяс, лежащей кучами рыбы, внутренностей животных и еще каких-то предметов, которые не хотелось разглядывать.
Мы вытащили из
лавки все табуреты на воздух и уселись за
маленькими столиками.
Я нарочно мешкал в
лавке: мне хотелось дать отдохнуть кучерам; но они, кажется, всего
меньше думали сами об этом.
Смотритель, человек уже старый, угрюмый, с волосами, нависшими над самым носом, с
маленькими заспанными глазами, на все мои жалобы и просьбы отвечал отрывистым ворчаньем, в сердцах хлопал дверью, как будто сам проклинал свою должность, и, выходя на крыльцо, бранил ямщиков, которые медленно брели по грязи с пудовыми дугами на руках или сидели на
лавке, позевывая и почесываясь, и не обращали особенного внимания на гневные восклицания своего начальника.
Было бы слишком длинно и сухо говорить о других сторонах порядка мастерской так же подробно, как о разделе и употреблении прибыли; о многом придется вовсе не говорить, чтобы не наскучить, о другом лишь слегка упомянуть; например, что мастерская завела свое агентство продажи готовых вещей, работанных во время, не занятое заказами, — отдельного магазина она еще не могла иметь, но вошла в сделку с одною из
лавок Гостиного двора, завела
маленькую лавочку в Толкучем рынке, — две из старух были приказчицами в лавочке.
В околотке существовало семь таких торговых пунктов, по числу дней в неделе, и торговцы ежедневно переезжали из одного в другое. Торговали преимущественно холстами и кожами, но в
лавках можно было найти всякий крестьянский товар. В особенности же бойко шел трактирный торг, так что, например, в Заболотье существовало не
меньше десяти трактиров.
«Грызиками» назывались владельцы
маленьких заведений, в пять-шесть рабочих и нескольких же мальчиков с их даровым трудом. Здесь мальчикам было еще труднее: и воды принеси, и дров наколи, сбегай в
лавку — то за хлебом, то за луком на копейку, то за солью, и целый день на посылках, да еще хозяйских ребят нянчи! Вставай раньше всех, ложись после всех.
Пришла мать, от ее красной одежды в кухне стало светлее, она сидела на
лавке у стола, дед и бабушка — по бокам ее, широкие рукава ее платья лежали у них на плечах, она тихонько и серьезно рассказывала что-то, а они слушали ее молча, не перебивая. Теперь они оба стали
маленькие, и казалось, что она — мать им.
Если встать на
лавку, то в верхние стекла окна, через крыши, видны освещенные фонарями ворота завода, раскрытые, как беззубый черный рот старого нищего, — в него густо лезет толпа
маленьких людей.
Изба была оклеена обоями на городскую руку; на полу везде половики; русская печь закрыта ситцевым пологом. Окна и двери были выкрашены, а вместо
лавок стояли стулья. Из передней избы небольшая дверка вела в заднюю
маленьким теплым коридорчиком.
Теперь запричитала Лукерья и бросилась в свою заднюю избу, где на полу спали двое
маленьких ребятишек. Накинув на плечи пониток, она вернулась, чтобы расспросить старика, что и как случилось, но Коваль уже спал на
лавке и, как бабы ни тормошили его, только мычал. Старая Ганна не знала, о ком теперь сокрушаться: о просватанной Федорке или о посаженном в машинную Терешке.
Авгарь подчинялась своему духовному брату во всем и слушала каждое его слово, как откровение. Когда на нее накатывался тяжелый стих, духовный брат Конон распевал псалмы или читал от писания. Это успокаивало духовную сестру, и ее молодое лицо точно светлело. Остальное время уходило на
маленького Глеба, который уже начинал бодро ходить около
лавки и детским лепетом называл мать сестрой.
Илюшка вообще был сердитый
малый и косился на солдата, который без дела только место просиживает да другим мешает. Гнать его из
лавки тоже не приходилось, ну, и пусть сидит, черт с ним! Но чем дальше, тем сильнее беспокоили эти посещения Илюшку. Он начинал сердиться, как котенок, завидевший собаку.
— Да меня на веревке теперь на фабрику не затащишь! — орал Самоварник, размахивая руками. — Сам большой — сам
маленький, и близко не подходи ко мне… А фабрика стой, рудник стой… Ха-ха!.. Я в
лавку к Груздеву торговать сяду, заведу сапоги со скрипом.
Базар на Ключевском был
маленький, всего
лавок пять; в одной старший сын Основы сидел с мукой, овсом и разным харчем, в другой торговала разною мелочью старуха Никитична, в третьей хромой и кривой Желтухин продавал разный крестьянский товар: чекмени, азямы, опояски, конскую сбрую, пряники, мед, деготь, веревки, гвозди, варенье и т. д.
Это слово точно придавило Макара, и он бессильно опустился на
лавку около стола. Да, он теперь только разглядел спавшего на
лавке маленького духовного брата, — ребенок спал, укрытый заячьей шубкой. У Макара заходили в глазах красные круги, точно его ударили обухом по голове. Авгарь, воспользовавшись этим моментом, выскользнула из избы, но Макар даже не пошевелился на
лавке и смотрел на спавшего ребенка, один вид которого повернул всю его душу.
— Да как же, матушка барышня. Я уж не знаю, что мне с этими архаровцами и делать. Слов моих они не слушают, драться с ними у меня силушки нет, а они всё тащат, всё тащат: кто что зацепит, то и тащит. Придут будто навестить, чаи им ставь да в
лавке колбасы на книжечку бери, а оглянешься — кто-нибудь какую вещь зацепил и тащит. Стану останавливать, мы, говорят, его спрашивали. А его что спрашивать! Он все равно что подаруй бесштанный. Как дитя
малое, все у него бери.
Вихров затем, все еще продолжавший дрожать, взглянул на правую сторону около себя и увидел лежащий пистолет; он взял его и сейчас же разрядил, потом он взглянул в противоположную сторону и там увидел невиннейшее зрелище: Мелков спокойнейшим и смиреннейшим образом сидел на
лавке и играл с
маленьким котенком. Вихрова взбесило это.
— Мне, милостивый государь, чужого ничего не надобно, — продолжала она, садясь возле меня на
лавке, — и хотя я неимущая, но, благодарение богу, дворянского своего происхождения забыть не в силах… Я имею счастие быть лично известною вашим папеньке-маменьке… конечно, перед ними я все равно, что червь пресмыкающий, даже
меньше того, но как при всем том я добродетель во всяком месте, по дворянскому моему званию, уважать привыкла, то и родителей ваших не почитать не в силах…
Маленький домишко Андреюшки стоял на самой окраине города; прошло тридцать лет, как юродивый из него не выходил, сидя день и ночь на
лавке и держа даже себя прикованным на цепи.
Приспособленная из кладовой, темная, с железною дверью и одним
маленьким окном на террасу, крытую железом,
лавка была тесно набита иконами разных размеров, киотами, гладкими и с «виноградом», книгами церковнославянской печати, в переплетах желтой кожи.
Меня часто посылали звать его к ужину, и я не однажды видел в тесной,
маленькой комнатке за
лавкою придурковатую румяную жену лавочника сидевшей на коленях Викторушки или другого парня.
Рядом с нашей
лавкой помещалась другая, в ней торговал тоже иконами и книгами чернобородый купец, родственник староверческого начетчика, известного за Волгой, в керженских краях; при купце — сухонький и бойкий сын, моего возраста, с
маленьким серым личиком старика, с беспокойными глазами мышонка.
Книги закройщицы казались страшно дорогими, и, боясь, что старая хозяйка сожжет их в печи, я старался не думать об этих книгах, а стал брать
маленькие разноцветные книжки в
лавке, где по утрам покупал хлеб к чаю.
Ирина, вероятно, заметила что-то особенное в выражении лица у Литвинова; она остановилась перед
лавкой, в которой продавалось множество крошечных деревянных часов шварцвальдского изделия, подозвала его к себе движением головы и, показывая ему одни из этих часиков, прося его полюбоваться миловидным циферблатом с раскрашенной кукушкой наверху, промолвила не шепотом, а обыкновенным своим голосом, как бы продолжая начатую фразу, — оно
меньше привлекает внимание посторонних...
Когда к дверям
лавки подходил какой-нибудь старик и, кланяясь, тихо просил милостыню, приказчик брал за голову
маленькую рыбку и совал её в руку нищего хвостом — так, чтоб кости плавников вонзились в мякоть ладони просящего.
Его мечты принимали простые и ясные формы: он представлял себя чрез несколько лет хозяином
маленькой, чистенькой лавочки, где-нибудь на хорошей, не очень шумной улице города, а в
лавке у него — лёгкий и чистый галантерейный товар, который не пачкает, не портит одёжи.
Он дождался, когда
маленькое тело менялы вынесли из
лавки, и пошёл домой, иззябший, усталый, но спокойный.
Илья слушал и пытался представить себе купца Строганого. Ему почему-то стало казаться, что купец этот должен быть похож на дедушку Еремея, — такой же тощий, добрый и приятный. Но когда он пришёл в
лавку, там за конторкой стоял высокий мужик с огромным животом. На голове у него не было ни волоса, но лицо от глаз до шеи заросло густой рыжей бородой. Брови тоже были густые и рыжие, под ними сердито бегали
маленькие, зеленоватые глазки.
Старик занимал две
маленькие комнаты в третьем этаже того же дома, где помещалась
лавка. В первой комнате с окном стоял большой сундук и шкаф.
Маленький, пыльный старик метался по
лавке, точно крыса в западне. Он подбегал к двери, высовывал голову на улицу, вытягивал шею, снова возвращался в
лавку, ощупывал себя растерявшимися, бессильными руками и бормотал и шипел, встряхивая головой так, что очки его прыгали по лицу...
В
лавках нам, рабочим, сбывали тухлое мясо, леглую муку и спитой чай; в церкви нас толкала полиция, в больницах нас обирали фельдшера и сиделки, и если мы по бедности не давали им взяток, то нас в отместку кормили из грязной посуды; на почте самый
маленький чиновник считал себя вправе обращаться с нами, как с животными, и кричать грубо и нагло: «Обожди!
День, торжественный день рождения Клары Олсуфьевны, единородной дочери статского советника Берендеева, в óно время благодетеля господина Голядкина, — день, ознаменовавшийся блистательным, великолепным званым обедом, таким обедом, какого давно не видали в стенах чиновничьих квартир у Измайловского моста и около, — обедом, который походил более на какой-то пир вальтасаровский, чем на обед, — который отзывался чем-то вавилонским в отношении блеска, роскоши и приличия с шампанским-клико, с устрицами и плодами Елисеева и Милютиных
лавок, со всякими упитанными тельцами и чиновною табелью о рангах, — этот торжественный день, ознаменовавшийся таким торжественным обедом, заключился блистательным балом, семейным,
маленьким, родственным балом, но все-таки блистательным в отношении вкуса, образованности и приличия.
Кто-то познакомил меня с Андреем Деренковым, владельцем
маленькой бакалейной
лавки, спрятанной в конце бедной, узенькой улицы, над оврагом, заваленным мусором.
Когда я, впервые, пришел в
лавку, Деренков, занятый с покупателями, кивнул мне на дверь в комнату, я вошел туда и вижу: в сумраке, в углу, стоит на коленях, умиленно молясь,
маленький старичок, похожий на портрет Серафима Саровского. Что-то неладное, противоречивое почувствовал я, глядя на старичка.
Уже и люди
меньше боялись, и урядник составил в
лавке протокол, хотя получал по-прежнему что следует; и три раза вызывали в город, чтобы судить за тайную торговлю вином, и дело всё откладывалось за неявкой свидетелей, и старик замучился.
Но зато дамы… о! дамы были истинным украшением этого бала, как и всех возможных балов!.. сколько блестящих глаз и бриллиантов, сколько розовых уст и розовых лент… чудеса природы, и чудеса модной
лавки… волшебные
маленькие ножки и чудно узкие башмаки, беломраморные плечи и лучшие французские белилы, звучные фразы, заимствованные из модного романа, бриллианты, взятые на прокат из
лавки…
Неласково, подозрительно посмотрел на старый, осевший в землю дом — в два
маленькие его окна, точно в глаза человека, кашлянул и грузно опустился на
лавку у ворот, помахивая картузом, чтоб отогнать надоевшего шмеля.
Тогда подошли и к нему. Подняли, посадили на
лавку и обшарили все лохмотья, покрывавшие его
маленькое тельце.
Мужик подъехал к
лавке, купил овса и поехал домой. Когда приехал домой, дал лошади овса. Лошадь стала есть и думает: «Какие люди глупые! Только любят над нами умничать, а ума у них
меньше нашего. О чем он хлопотал? Куда-то ездил и гонял меня. Сколько мы ни ездили, а вернулись же домой. Лучше бы с самого начала оставаться нам с ним дома; он бы сидел на печи, а я бы ела овес».
Маша тем временем сидела под
лавкой и молчала; только
маленький мальчик кричал, потому что больно разбил себе нос.
По воскресеньям, когда улицу переставали освещать окна магазинов и
лавок, парикмахерская до поздней ночи бросала на мостовую яркий сноп света, и прохожий видел
маленькую, худую фигурку, сгорбившуюся в углу на своем стуле и погруженную не то в думы, не то в тяжелую дремоту.
— Да вот видишь, — говорит, — твой племянничек задолжал у меня в
лавке на тысячу рублей да и не платится; посылал было этто к нему парня со счетом, так дал только двадцать пять рублей, а малого-то разругал да велел еще прогнать. Это ведь, говорит, нехорошо!
Проведал один ярмарочный торговец из-за Волги, что в Щепяном ряду выморочная
лавка явилась и в ней один-одинешенек
малый ребенок остался.
Ашанин, занятый отчетом, почти не съезжал на берег и только раз был с Лопатиным в
маленьком чистеньком японском городке. Зашел в несколько храмов, побывал в
лавках и вместе с Лопатиным не отказал себе в удовольствии, особенно любимом моряками: прокатился верхом на бойком японском коньке за город по морскому берегу и полюбовался чудным видом, открывающимся на одном месте острова — видом двух водяных пространств, разделенных узкой береговой полосой Тихого океана и Японского моря.
— С Устькой да с Дунькой в коски игьяем, под стъяпной
лавкой, — картавил
маленький мальчик.
Эта постель показалась чем-то сказочным для деревенского ребенка. У бабушки Маремьяны спала она на жесткой
лавке, застланной каким-либо старым тряпьем, и прикрытая одежей. Здесь же был и матрац, и одеяло.
Маленькое тельце с наслаждением вытянулось на кровати.